Сегодня наша вторая беседа, и, как ни странно, она сразу будет о науке.
Последнее время мы можем наблюдать, что церковники, причем почему-то всех мастей и сект и калибров, с необыкновенной страстью лебезят перед наукой, братаются с наукой и вообще изображают, что они всегда были чрезвычайно близки к ней, всегда были её покровителями, друзьями и чуть ли не её частью.
Но, я полагаю, что имеет смысл напомнить, что свою научную карьеру церковь начала с убийства первой женщины геометра, математика, астронома Гипатии, затем уже убийства ученых стали бытовой, повседневной, стандартной нормой. И речь не только о широко известных фактах, вроде Джордано Бруно, вроде унижения Галилея, вроде истории с Коперником. Но стоит напомнить, наверное, и Мигеля Сервета, который был открывателем малого круга кровообращения, который был запытан, затем сожжен по обвинению в ереси и вольнодумстве.
Стоит вспомнить Этьена Доле, великолепного философа, блистательного ученого, исследователя, который тоже был сожжен за вольнодумство. Стоит вспомнить Джулию Чезаре Ванини, автора книги, если не ошибаюсь «Об удивительных явлениях природы», который был за ересь приговорен к отрезанию языка, отбиванию пальцев и после того, как с ним благочестивая публика всё это проделала, он был сожжен. Можно вспомнить Пьетро Д*Апоно, врача и анатома, который был приговорен к пожизненному заключению и по приказу церковников удавлен в тюрьме. Можно вспомнить Чако Д*Асколе, ученого блистательного, который был просто сожжен без всяких предварительных церковных штучек. Пьетро Джаноне, Германа Рисквикского…
Этот список можно продолжать до бесконечности. Надо понимать, что тогда, разумеется, людей, которые понимали и знали, что всё сильно не так, как этому учит церковь, было гораздо больше, но для того, чтобы противостоять чудовищной по своей агрессивности, очень свирепой, очень тоталитарной машине церкви нужно было огромное мужество.
В России, несмотря на то, что никого не жгли, было ещё хуже и страшнее. У нас, в России за период примерно в семьсот лет, начиная с так называемого крещения до XVIII века, никого не жгли, жечь было некого. Была создана настолько смертоносная для любого поиска, для любой мысли, для любого искания, для любого исследования среда, настолько смертельная и безжизненная, что ни одного ученого в России в период с IX-Х века по XVIII век просто не появилось. Не родилось, не развилось и не появилось. Когда появились, то естественно, всё это тоже было в высшей степени проблематично. Ну, Вы знаете, как громили анатомические факультеты в Казани, уничтожая коллекцию. Громили местные семинаристы под руководством местных архиереев. Затем, как запрещали к изданию труды Дарвина, Геккеля и так далее, так далее, так далее. Как изгалялись над Иваном Михайловичем Сеченовым – Петербургский митрополит Исидор требовал, чтобы Иван Михайлович был бы отправлен в Соловки на покаяние. А книга его «Рефлексы головного мозга» была запрещена к печати и распространению. Таких случаев было очень много, но дело даже не в этом.
Дело в том, что сейчас, в период этого активного лебезения и рассказов о том, как на самом деле церковь всегда была дружественна науке, церковники стали подгребать к себе действительно великие, потрясающие имена, пользуясь некоторой неосведомленностью публики. Верующими объявляют практически всех и даже, например, Ивана Петровича Павлова. По поводу Ивана Петровича существует гигантское количество легенд, которые начинаются с того, что он чуть ли не был старостой какой-то церкви, ну, а уж про то, что он был боговерующим, внушается постоянно, везде и очень страстно. Давайте посмотрим, как на самом деле обстояли дела с Иваном Петровичем Павловым.
Для этого у нас есть воспоминания его племянника Сергея Александровича Павлова, который очень добросовестно и добровольно взял на себя труд в течение почти всей жизни фиксировать реплики Ивана Петровича, фиксировать настроение. Причем надо заметить, что Сергей Александрович Павлов считал себя человеком верующим, и к этим вопросам относился с необыкновенной серьёзностью и тщательностью.
Вот в научном издании, в академическом издании 2004 года «Воспоминания об Иване Петровиче» как раз практически половина – это именно Сергей Александрович, и значительная часть отведена отношению Ивана Петровича к религии. Описывая отношения Ивана Павлова к религии, Сергей Александрович, я подозреваю, очень добросовестен. И он пишет что: «Иван Петрович был человек не то, что не религиозный, это был безбожник, глубоко и окончательно убежденный, проникнутый своим отрицанием до глубины души, безбожник стопроцентный».
Сергей Александрович описывает случай, когда во время позднего вечернего чая, сидя с Иваном Петровичем один на один: « Я спросил его: «Естественно, там скажите, по вашему мнению, существует ли бог? Павлов резко ответил мне сразу – нет. Да ещё и добавил, что признавать существование бога – это предрассудок, абсурд, признак умственной отсталости».
Это, может быть, не очень толерантно прозвучало. И вероятно, Иван Петрович Павлов, доживи до наших дней, заслужил бы обвинения в экстремизме или в неуважении к кому-то, но, тем не менее, это научный, строгий факт отношения ученого такого уровня к вопросам религии и веры.